Стрелецкая казна - Страница 87

Мы встали у борта — смотрели на проплывающие мимо берега, на встречные суда.

— Интересно-то как! Я ведь никогда из Нижнего не выбиралась, хоть другие города посмотрю, — сказала Лена.

Я удивился:

— Прямо-таки нигде и не бывала?

Лена покачала головой. Вмешался Васька:

— А я никогда на кораблях не плавал — здорово!

Делать было нечего, и мы почти до самого вечера любовались великой русской рекой. К вечеру от воды потянуло прохладой. Сначала Лена, а затем и Вася ушли в каютку.

Когда начало смеркаться, судно ткнулось носом в берег. Команда сбросила сходни, спустилась на берег. Дежурные стали разводить костер, а я свел на берег коня. Он, видно, проголодался, стал жадно щипать траву. Я лег неподалеку от костра, прислушался к разговору матросов. Сначала разговор был ни о чем — о мелком. Потом затронули войну. Государь осаждал Смоленск — пока безуспешно. Кто-то спросил:

— А воеводой кто?

— Да Щеня, Даниил. Этот упорный, задумал чего — своего добьется.

— Не, робяты, тута пушки надобны, да побольше. Бывал я в том Смоленске — крепость знатная, стены — по два, а где и по три аршина.

Матросы притихли, и потом разговор пошел о торговых делах, цепах, погоде. Обычный треп.

Спать я улегся у костра. Здесь осталось двое дежурных, остальные матросы взошли на корабль. От костра тянуло дымком, было тепло. Сразу вспомнил свои боевые походы. Незаметно меня сморил сон.

Утром я умылся, затянул по сходням на палубу копя, который упирался — не хотел идти с твердой земли на зыбкую палубу. Матросы, глядя на мои мучения, смеялись.

Поели у костра. Лене с Васькой я положил еду в миску, принес в каюту. Оба спали сладким сном, и беспокоить я их не стал.

Так тянулись день за днем, и к исходу четвертого дня ушкуй причалил к пристани Костромы. Мы были единственными пассажирами, и нас выгрузили быстро.

Привязав коня поводьями к задку телеги, я сразу же пошел искать попутное судно. Нашел небольшой речной кораблик, идущий в Солигалич. Мне почти по пути, и мы быстро сговорились с кормчим.

Через полчаса конь и телега с грузом стояли на палубе. Никакой каюты здесь и в помине не было, но матросы натянули на носу холстину, и мы все втроем ночевали под пей.

Утром проснулись от холода. От реки тянуло влагой, кораблик наш уже отчалил, и под парусом резво шел вверх по притоку Волги — реке Костроме. Места на кораблике не было, экипаж — всего четыре человека, и телега с лошадью занимала чуть ли не половину палубы.

Кушала команда только утром и вечером, разводя костер на стоянках. Поэтому мы с большим наслаждением после трех дней плавания сошли у селения Буй. Сутки провели на постоялом дворе, отъедались сами и кормили коня. За время ночных выпасов он слегка исхудал, и я опасался — как он потянет тяжелую телегу. Конь исправно хрумкал овсом, отдыхал. Мы отсыпались в теплой и сухой комнате, заказывая еду в номер, — я опасался оставлять ценности.

Утречком я запряг коня, все вместе перенесли вещи и тронулись в путь.

Август подошел к концу, а поскольку мы двигались на север, ощутимо похолодало. Как бы не пришлось покупать но дороге теплые вещи. Лена захватила с собой в узле мне суконный кафтан, себе чего-то, но у Васи были только рубашка и штаны. Приобрести в Нижнем теплую одежду мы еще не успели.

За пару дней мы добрались до Вахтоги, остановились на постоялом дворе.

Переночевав, я снабдил Лену деньгами и отправил с Васей на торг: надо было одевать парня. И вовремя — утром трава побелела от первого заморозка. Да, это не Нижний — здесь чувствуется дыхание близкого Севера.

Вернулись они довольные — удалось купить кафтанчик по росту и меховую безрукавку из овчины. На первое время хватит, а в Вологде купим все, что потребуется.

Передохнув, на следующий день мы тронулись дальше. Солнце пряталось за тучи, даже днем было совсем не жарко. Я беспокоился — не пошел бы дождь. Тогда дороги развезет, и хоть плачь: даже верховой пробивался через грязь с трудом, а с моей тяжеленной телегой совсем беда будет.

Но пока везло — наступавшая осень была сухой.

В попутной деревеньке, в кузнице у дороги сменили подковы коню и лопнувшую шину на колесе. Шиной называлась железная полоса на деревянном ободе. Кузнец еще и густо смазал дегтем ступицы, покачал головой.

— Что же ты, хозяин, колеса не смазываешь? Груз тяжелый, до Вологды ежели доберешься — свечку в церкви поставь.

Я расплатился, и мы двинулись дальше. Лес по обе стороны постепенно сменился: уже после Костромы сосен стало не видно — один тополь да береза, встречались дубы. Земля пошла влажная — ступишь на зеленую травку, а из-под сапога вода проступает. Не иначе, болот вокруг полно — самое раздолье для нечисти. Я с тоской вспоминал воронежские земли — сухие, супесчаные. Там сосен вокруг полно, воздух чистый, не то что здесь: волглый, тиной припахивает. И люди здесь выглядели не так — почти все натуральные блондины: кожа светлая, веснушчатая, сами курносые, и говорят смешно, непривычно искажая слова вологодским окающим говором. Ну да лишь бы народ хорошим был, а к говору привыкнем.

На ночевку останавливались пораньше, чтобы конь траву пощипал. По разговорам местных, до Вологды осталось три дня пути. Верхом можно и за день одолеть, погоняя коня, а с телегой — не разгонишься.

Погода становилась хуже и хуже, тучи затянули горизонт от края и до края, и солнце тускло пробивалось сквозь них. Я с тревогой посматривал на небо: пойдет дождь — надолго, дороги быстро не просохнут, и сколько нам в грязи сидеть придется, неведомо. А у меня — ни шатра, ни одеяла.