Я умылся, напился кристально чистой воды, запряг лошадей, и мы снова тронулись в путь. По моим прикидкам, вчера я одолел не более полутора десятков километров. Телегу подбрасывало на ухабах или корнях деревьев, живот урчал — есть хотелось. Около полудня от стоящей невдалеке деревеньки в пять домов увязался за мной пацаненок в драной донельзя одежонке, сквозь которую просвечивало худенькое тельце.
— Дяденька, дай кусочек хлебца!
Я обернулся — паренек бежал за подводой, — и сказал:
— Был бы у меня хлеб — половину бы отдал, но нету, сам жрать хочу — сил нет.
— Тогда подвези, дяденька. Подвезти-то не жалко — не нащупал бы пацан ценности в мешках. А может, он наводчик? Высмотрит, что за груз в телеге, да и знак подаст разбойникам.
Я поймал себя на мысли, что стал очень осторожен и подозрителен.
— Ладно, садись.
Пацан догнал телегу, запрыгнул и уселся. Представился:
— Меня Васькой звать.
— А фамилия у тебя есть? — пошутил я.
— Наверняка есть — как не быть, только я ее не знаю. — Вот те раз!
— Сирота я, родителей не знаю.
— Как же ты живешь?
— Плохо, дяденька. Летом еще куда ни шло — рыбку поймать можно или силок сделать на птицу. Опять же, спать везде можно, не холодно. Зимой туго, нонешней чуть не замерз, а дружок мой — насмерть. — Парень шмыгнул носом. — Дяденька, а куда вы едете?
Я осторожно ответил:
— Далеко.
— А можно мне с тобой?
— Посмотрим.
За разговорами дорога вышла из леса, показался дом у перекрестка дорог. Я подъехал — постоялый двор. И есть охота, и груз не бросишь.
— Слышь, Василий, сбегай, позови кого из слуг.
— Я мигом.
Паренек умчался — только босые пятки засверкали. И почти тотчас вылетел из двери, потирая щеку.
— Выгнали, слушать даже не стали. Иди, говорят, отсюда, оборванец.
Что ты будешь делать, невезуха.
Я заложил пальцы в рот и что есть силы свистнул. От неожиданности кони чуть не встали на дыбы, однако из дверей тут же выглянул половой. Я поманил его пальцем. Слуга подбежал, по-холуйски согнулся:
— Чего изволишь, барин?
— Поесть принеси.
— Куры жареные есть, пироги с рыбой, шаньги, караси в сметане, поросенок на вертеле… — затараторил половой.
— Стоп, стоп. Не части. Давай сюда парочку куриц, пирогов с рыбой, шаньги и кувшин пива. — Я посмотрел на пацана: — … и кувшин квасу.
Половой стоял, не двигаясь.
— Деньги вперед.
Вон оно что. Вид моего спутника не внушал доверия.
Я отсчитал деньги, половой взял их и ушел. Через десять минут он вернулся, причем не один. Служанка несла шаньги со сметаной в глиняной миске и пару кувшинов, половой — остальную провизию. Завидев полового, пацаненок потихоньку отодвинулся за телегу.
— Ты чего, Вася?
— Он мне в трапезной по морде звезданул.
Служанка и половой поставили на телегу заказанную еду. Я бросил служанке медный пул — та улыбнулась, вильнула бедрами и ушла. Половой задержался — видно, тоже ждал мелочи на чай. Я вытянул руку, холуй подскочил поближе, но вместо денег получил удар в глаз.
— Я не даю слуг в обиду, понял?
Холуй прикрыл глаз рукой и побежал на постоялый двор.
— Давай, Вася, кушай.
Второго приглашения не потребовалось. Парень схватил в одну руку шаньгу с творогом, другой оторвал у курицы ногу и набил полный рот. И только я хотел последовать его примеру, как распахнулась дверь, выскочил здоровенный толстый парень и помчался в мою сторону. Никак, вышибала. На крыльце стоял половой с заплывшим глазом и злорадно ухмылялся.
Я выждал пару минут и, когда до толстяка осталось три шага, метнул ему в лоб кистень. Несильно, но парень до меня не добежал: улегся в пыли как раз у колеса телеги. Васька от удивления есть перестал. Толстяк оказался крепким и вскоре зашевелился, стал вставать. Вид у него был злой, и я понял — сейчас снова полезет в драку. Я выхватил саблю, приставил к его горлу.
— Ты что думаешь — если я на телеге, так я крестьянин? Я тебя сейчас пошинкую и уеду спокойно, а друга твоего, что с подбитым глазом, пугалом в огороде поставлю. Жить хочешь?
Парень мелко закивал головой, опасаясь обрезаться о клинок.
— Тогда скройся и дай поесть спокойно.
Я с шелестом загнал саблю в ножны. Парень решил, что бояться ему уже нечего, и ударил меня кулаком. Уклониться я немного не успел — зацепил он меня, совсем краем, но в голове загудело. Вот сука, пожрать не даст! Я упал на облучок и подошвой сапога врезал ему в нос, тут же спрыгнул с телеги и изо всей силы ударил его между ног. Парень взвыл и согнулся. Я вытащил нож и распорол на нем штаны, бесстыдно оголив задницу. Видя такой исход, половой благополучно исчез за дверью. Я же отряхнул руки и уселся есть.
Все это время Васька с восторгом наблюдал потасовку. Откусив от курицы, он с набитым ртом спросил:
— Ты половому про слугу сказал — это правда?
— Что?
— Что ты меня слугой взял?
Вот постреленыш, запомнил! Да просто не привык я, что рядом со мной людей ни за что обижают.
— А это уж как ты себя покажешь.
— Дяденька, возьми — не пожалеешь. Не смотри, что я худой — я сильный. Дрова колоть буду, воду на кухню носить — я много чего могу.
— Давай пока есть, Вася.
Мы принялись за еду. Через несколько минут от кур остались только кости. Я принялся за шаньги, запивая пивом.
Тут толстяк перестал стонать, встал на четвереньки, потом поднялся. Штаны упали, обнажив посипевшее мужское достоинство.
— Слышь, хряк, полового позови, посуду забрать надо. Толстяк обеими руками взялся за штаны и мелкими шажками направился в избу. Раздался шум, от удара распахнулась дверь, и с крыльца кубарем скатился половой. Теперь у него заплывал и второй глаз — видимо, от толстяка досталось.